В старой песенке поется:
После нас на этом свете
Пара факсов остается
И страничка в интернете...
      (Виталий Калашников)
Главная | Даты | Персоналии | Коллективы | Концерты | Фестивали | Текстовый архив | Дискография
Печатный двор | Фотоархив | Живой журнал | Гостевая книга | Книга памяти
 Поиск на bards.ru:   ЯndexЯndex     
www.bards.ru / Вернуться в "Печатный двор"

27.05.2009
Материал относится к разделам:
  - Персоналии (интервью, статьи об авторах, исполнителях, адептах АП)

Персоналии:
  - Розенбаум Александр Яковлевич
Авторы: 
Купская Надежда

Источник:
газета "Мегаполис-Экспресс", 22.01.1997 г.
 

Я Вам, как доктор, скажу...

Житель Петербурга Александр Розенбаум изволит кушать крепкий чай с мелко нарезанными яблоками. Вместо любимого бультерьера у ножки стула в гостиничном номере верная гитара — вдруг песня нахлынет. В Москве г-ну Розенбауму хорошо пишется.

 

— Александр Яковлевич, с фамилией Розенбаум вам живется веселее, чем с фамилией, например, Сидоров?

 

— Когда мне скучно, я в Питере развлекаюсь: подъезжаю к месту, где унас всегда торгуют газетой "Завтра", в прошлом "День", и подхожу к какому-нибудь борцу за идею освобождения России. Естественно, меня все узнают... Я говорю: "Ну, что тут о нас пишут? Сколько литров крови невинных младенцев мы выпили на этот раз?" Они не знают, куда деваться. Ведь я же автор казачьих песен, меня уважают! Собирается толпа поглазеть, я скупаю все их газетенки и смеюсь всласть.

 

У нас какого только чтива не найдешь, в любом киоске найдется словарь матерных выражений. Это нормально?

 

— Вот уж от кого не ожидала! Можно подумать, вы — автор мощного блатного цикла песен, матом не ругаетесь.

 

— Есть люди, которые матерятся не противно, словно песню поют. Я из их числа, но во всем огромном собрании моих песен найдется всего два нецензурных слова. Если, конечно, не считать нецензурным слово "падла". И только вот сегодня я написал песню, за которую готов ответить перед Богом. Там есть матерное слово. Оно встало в строку, поскольку я не знаю, как короче и проще назвать девицу легкого поведения. "Жрицей любви", что ли? Кстати, в песнях блатных редко звучит мат. Это романтические, нежные песни. Там обязательно есть мама, которая ждет сына, раскрыв руки, словно крылья птица. Есть голубое небо. Блатные песни — это высочайшая лирика.

 

— Почему же вы сами публично открестились от своего блатного цикла и больше его не исполняете?

 

— А кто вам сказал? Эти песни всю жизнь исполнялись по две-три на концерте. Это было на съемках передачи "Музыкальный ринг", где меня восемь часов подряд просили спеть блатные песни. На седьмом часу я сломался и сказал, что больше их петь не буду. Эта фраза прошла в эфир, и до сих пор все спрашивают, почему я отказался петь блатной репертуар. Не отказывался! Кстати, уверен, что моей рукой водил Господь, когда писались эти песни. Иначе нельзя объяснить, как мог 22-летний парень, который не сидел, сочинить "Гоп-стоп", к примеру. Если бы мне нынешнему, 45-летнему, показали такие песни, я бы сказал: "автор" присвоил себе чьи-то произведения. Словно в меня вселился некто, и я полтора года жил этой темой.

 

— У героев этих песен есть прототипы из бандитского мира, которым вы сочувствуете?

 

— Нет прототипов конкретных. Но я знаком и сочувствую многим людям из криминального мира. Это старики. Не шелупонь. Мои знакомые — люди, прошедшие большую жизнь. За ними бегали, они прятались, у игры есть свои правила.

 

— Вы любите играть по правилам? Но если все вокруг их нарушают? Как относитесь к праву сильного?

 

— Я сам сильный человек. Могу постоять за себя в любой ситуации — я кандидат в мастера по боксу. И я не против звериных законов, поскольку сам от зверей отличаюсь только количеством серого вещества в коре головного мозга. Но в мире, который, еще раз унизив себя, мы называем цивилизованным, люди живут по другому закону: живи сам и давай жить другим.

 

— В самой "крайней" песне, чтобы не сказать слово "последней", вы себя называете зверем, который не пьет вина и не нюхает белый порошок. Часто вы зверствуете?

 

— Раньше был очень несдержан, каюсь. Вот один из множества случаев: мне комсомольская девица в институте предложила выписать газету "Труд". Я говорю: зачем мне "Труд"? Я уже выписываю много разных газет и журналов. Если тебе нужно для галочки, то я дам тебе десять копеек на подписку. Она говорит: "Это нужно не мне, а тебе!". Тогда я выгребаю из кармана горсть мелочи, бросаю на пол и кричу: "Собирай, сука!". После этого я получил от ее мужа по морде. Отвечать ему не стал — виноват был. Не по сути, по форме.

 

Сейчас я куда сдержаннее, особенно с женщинами.

 

— Как-нибудь женщины влияют на ваше творчество? Говорят, хорошо пишется в юности, в период полового гигантизма.

 

— Я вам как доктор скажу: период полового гигантизма бывает не только в юности.

 

— Поэт Светлов, по слухам, наставлял учеников своих: "Ребята, пишите, пока член упирается в стенку". У вас есть рецепты в этом смысле?

 

— Человек без женщины в прямом физическом смысле пишет гораздо хуже. Любой человек должен быть постоянно в состоянии влюбленности. А творческий — просто обязан! Без женщины хорошо может обходиться летописец.

 

— А вы не летописец случайно?

 

— Я — нет. Я еще ни в коем случае не готов к этому. Если вас интересует моя личная жизнь — она есть. Это тот предел откровенности, к которой я сейчас готов.

 

— Я надеялась, что вы потрясете мир какой-нибудь любовной историей. Или хотя бы разведетесь для разнообразия. А то женщины говорят, что всех хороших мужиков расхватали — влюбиться ж не в кого!

 

— Знаете, большинство людей слишком хорошего о себе мнения. Все ищут чего-то необыкновенного. Мы позабыли, что человек — это нормальное млекопитающее, с усиленной корой головного мозга. Все! Нас совершенно явно волнуют запах самки и сила самца. У нормального самца предназначение — охранять логово и приносить туда еду, а не работа в Госдуме, пение со сцены или еще что-то. А у самки предназначение — не быть бизнес-вумен, а воспитывать детеныша, кормить его сиськой и облизывать самца. С этого надо начинать свой подход к жизни.

 

— Вам не нравятся деятельные женщины?

 

— Мне нравятся любые женщины. Женщины — ядерщики, спортсменки, дорожные работники. На всю жизнь мне запомнилась потрясающей красоты доктор Рыбакова с нашей кафедры. Утонченная, изящная, она порола трупы... как не знаю что. Я наблюдал за ней со жгучим интересом.

 

— Когда-то вы говорили, что не хотели быть лучшим певцом среди врачей и лучшим врачом среди певцов. Поэтому оставили медицину и ушли на сцену?

 

— Мне не нравится непрофессионализм завлабов, стоящих в свободное время на сцене с гитарой. Да, я тоже стою с гитарой. Но я профессионал. Мой инструмент — не просто гитара — у нее миллион примочек, я перед выходом протираю ее специальными протирочками. Я никогда не выйду на сцену в чем попало. Пусть это рубашка, но сценическая. Сценические ботинки. Перед выходом все переодевается. Трусы можно оставить.

 

— Когда последний раз вы говорили фразу: "На что жалуетесь, больной?"

 

— Позавчера. Меня просили подлечить знакомому поясницу. Да, мне часто задают медицинские вопросы. Бывает, человек подходит за автографом, а спрашивает, как вылечить болезнь. Я никогда не болтаю в медицине. Если знаю ответ, скажу. Но чаще работаю врачом-эвакуатором — говорю, к какому специалисту обратиться. Главный принцип — не навреди!

 

— Вы обладаете сильнейшей энергетикой. На концертах буквально гипнотизируете зал. А в свою бытность врачом вы пользовались этим?

 

— Да. Наверное у меня сильное поле. Я это испытал. Если захочу, я могу заставить зал замереть. Аудитории по сто-двести тысяч к человек я брал за горло. Я к стою один с гитарой на сцене, никакой фонограммы — живой звук. Никаких девочек на подтанцовку, лазеров. У меня в двадцать восьмом ярусе бутылка звякнет — слышно. Я только взгляд кидаю — тишина.

 

Когда работал врачом, мне некоторые женщины рассказывали за десять минут о себе то, что не знали их родные мужья.

 

— Вы используете это в жизни?

 

— Никогда не заставлял гипнозом одного человека избить другого. Пользуюсь этим даром только на сцене.

 

— У вас есть связь с космическими силами?

 

— Не я это сказал, а вы. Но, наверное, да. Иначе, откуда все берется?

 

— Вы много знаете про людей, которые вас окружают?

 

— Достаточно пяти минут — и я знаю о человеке почти все. Мне ни к чему заглядывать ему в будущее. Даже если я о чем-то догадываюсь — никогда не скажу. Но характер мне ясен.

 

— Доктор, какая неизлечимая болезнь одолела большинство наших сограждан?

 

— Зависть. Говорят, коммунисты испортили народ. Ерунда! "Красного петуха" барину запускали и при Василии Темном, и при Иване Грозном, и при Николае Кровавом. В мировом распределении судеб, в этом глобальном эксперименте, каждой стране дана роль. Кому-то трудолюбие, кому-то смех, а России — зависть и пьянство. Трудная судьба. Я всегда замечал: летишь на самолете домой. Над пограничными странами — чистое небо. Как только пересекли границу — сплошная облачность. Вы можете это объяснить?

 

— Сами вы завидуете кому-нибудь?

 

— Да. Тем, кто может держать лошадь. Некоторым артистам дарят лошадей. Что за бред! Я ответственный человек. Лошади нужна конюшня, конюх, с ней надо работать. Я для ящерицы игуаны стенной шкаф выломал, чтобы сделать нормальный террариум. А для лошади... Но средств нет.

 

Еще завидую егерям. Уехал бы в тайгу — времени нет. Ни одного дня нельзя почивать на лаврах. Завидую людям моего возраста, у которых рождаются маленькие дети.

 

— У вас же есть дочь.

 

— Да, ей двадцать лет. И за это время я плотно занимался с ней всего два года. Всегда был занят. К тому же она в детстве была болезненная, и мои прикосновения, щетина вызывали у нее на коже аллергию. Так что я не насладился ощущением нежного, теплого, ползающего ребенка.

 

— Еще немного — и будете внуков нянчить.

 

— Ей трудно будет выбрать мужа — ведь папа перед глазами.

 

— Скажите, чем бы занялся человек вашего масштаба, если б не заботы о хлебе насущном?

 

— Я мечтаю стать директором зоопарка. Взял бы туда на воспитание кенгуру, которого содержит Жванецкий. Еще хорошо бы псарню. Борзых не люблю. Овчарки очень хорошие собаки и, конечно, бультерьеры. Я на звал бы всех собак именами знаменитых мафиози. А сам бы стал крестным отцом этой "мафии".

 

— О чем в последний раз вы беседовали с вашим любимым бультерьером Лаки?

 

— Я действительно с ним всегда разговариваю. Он мне сказал: "Папаня! Опять ты уезжаешь!" Стоит мне только подумать, что пора собирать чемодан. Лаки хмурится, поворачивается ко мне задом и прерывает наши дружеские отношения. Он страшно обижается, что я его покидаю. Правда, последнее время он помягчел, из благодарности, что я вылечил ему ухо.

 

— В одном интервью вы рассказывали, что влили в свою печень такое количество горючего, что хватило бы долететь до Магадана. И с тех пор не пьете?

 

— Я за пять лет ни капли спиртного не выпил. Я всю жизнь считал себя крепким человеком, который может принять большое количество алкоголя без ущерба для здоровья. Никогда не блевал, не падал в подворотне, от очень большого количества выпивки. Всю жизнь я спорил с психиатрами, что они не правы и нет такой болезни, как хронический алкоголизм. Всегда боролся не против, а за пьянство. Есть модная среди распущенных молодых людей точка зрения. Сегодня бухаю хоть неделю, а завтра захочу — и брошу. Блеф! Я это понял на себе. Когда наступил момент, и я мог от ста граммов упасть перед телевизором. Заснуть в час дня, проснуться в час ночи, и дальше всю ночь гулять. Нормальные симптомы заболевания — перепутывание времени, нарушение памяти. Я начал забывать слова, мог "Вальс-Бостон" забыть на сцене. Телеоператоры и режиссеры уже отказывались со мной работать. Чего связываться с Розенбаумом — все равно кривой приедет на съемку.

 

Более того, я один раз умер. Сердце остановилось. Это случилось в Австралии, слава Богу. "Скорая" приехала через три секунды. А мой администратор — фельдшер сразу начал качать сердце. Спасли.

 

— Какие ощущения после возвращения с того света?

 

— Никаких. Я был в счастливом состоянии опьянения. Очнулся — ничего не понимаю, грудь давит что-то. Оказывается, я в электродах, и вокруг врачи. Через два часа я уже стоял на сцене.

 

Потом подумал: красиво как раз умереть в модном для смерти возрасте — в сорок лет. И половина людей потом скажет: "Ну мы так и знали, что фраерок сбухается". А половина порыдает, поставят памятник, постоят у могилы и поедут по своим делам. Это нормально. Все будут говорить: "Ну еще один настоящий парень подох от водки, нажравшись с горя, в нашей сволочной стране". И я решил жить. Хотя... Безумно хочется выпить!

 

Ужасно.

 

— Есть люди, которых бы вы хотели вызвать на дуэль?

 

— Есть, конечно. Но я не делаю этого потому, что силы не равны. Я-то стреляю лучше, и рука у меня крепче.

 

Вот ситуация: я смотрю телевизор, вдруг у меня глаза вылезают на лоб. С экрана Малинин поет мой романс генерала Черноты: "Но, господа, как хочется стреляться..." — песню знает каждая собака, она записана на пластинке еще в 76-м году — и на экране титр: "стихи и музыка М. Звездинского". Звоню жене Звездинского и говорю: "Вы что там, с ума сошли?" Проходит время — повтор. Короче, ему объяснили... А Малинин просто не знал, чья это песня. Но чем думали эти телевизионные редакторы, эти "профессиональные" люди?

 

Недавно вижу книжечку "Михаил Шуфутинский. За милых дам". Открываю: в книге тридцать моих песен, одиннадцать без подписи. Начинаю всех ставить на уши. Выходные данные книги — левые. Никто ничего не знает. И сам Михаил Захарович не в курсе. Вы в это верите? Я — нет.

 

В его последнем альбоме самые лучшие песни "Москвичка" и "Не наточены ножи". Вы знаете, кто их написал? Олег Митяев. На его пластинке десятилетней давности "Москвичка" называется "Француженка". А в титрах клипа вы фамилию Митяев не прочитаете.

 

 © bards.ru 1996-2024